Марина Русецкая. С. "Денисова горка" 14 августа 1991 г.

НОСТАЛЬГИЯ (эссе)

"Моя родина - русский язык.
Я родилась в русском языке"
/Из интервью Семену Мирскому
для радио "Свобода". 1990г./

Я родилась в русском языке. Процесс этот был довольно длительным. Во всяком случае, мне понадобилось сорок лет для того, чтобы эта мысль утвердилась во мне и стала фактом.

Говорят, чтобы научить человека плавать, его просто бросают в воду. Со мною, видимо, произошло именно так. Со времени своего появления на свет, я была брошена в житейское море, и сразу утонула, оказавшись на самом его дне, в коммунальной квартире одного из домов города Санкт-Петербурга.

С самого раннего детства, с утра до вечера, я слышала грубую брань соседок. Казалось, что победителем в этих словесных перепалках станет тот, кто унизительнее и грубее сможет оскорбить противника. Надо сказать, что мои соседки в этой брани настолько преуспели, что за всю свою последующую жизнь, которая на каждом шагу изобилует именно таким разговорным стилем, я с подобными выражениями больше не сталкивалась.

Иногда, я закрывала глаза, и мне слышалось, что это не люди ссорятся между собой, а лают злые собаки. В редкие моменты перемирия, мои соседки пили водку и, надрывно фальшивя, пели русские песни и модные эстрадные шлягеры. И то, и другое, вызывало одно желание - заткнуть уши, и бежать подальше от родного дома.

Читать я начала в пятилетнем возрасте и, сколько помню себя, все свободное время проводила за чтением. В нашей семье была небольшая, но хорошо подобранная библиотека русской и зарубежной классики. Я очень благодарна отцу за то, что он увлекался собиранием подписной литературы. В шестидесятые годы это было модно и достаточно сложно. Он мне рассказывал, что ему приходилось ночами ходить отмечаться, чтобы получить подписку на того или иного известного автора.

Погружаясь в мир литературы, я слышала совсем другую речь, другую интонацию, которая предполагала и другую форму отношений между людьми. Я стала понимать, что есть иная жизнь. Мир благородства, мужества, верности и честности открывался перед моим взором. Авторы этих книг несли эти качества в себе, и через литературу дарили их мне.

Несмотря на все разнообразие стилей, и способов выражения - этот мир, безусловно, имел нечто общее. В нем являлась некая благородная чистая душа, всегда устремленная к совершенству, к лучшему, к свету, к Богу. А то, что сюда входили не только русские классики, но и зарубежные, делало этот мир беспредельным.

Моя родина - русский язык, теперь не ограничивалась одной нацией, одним народом. Эта родина принимала в себя любого человека земли, способного выразить свое устремление к свету. Эта благородная душа стала видеться мне достижением, усилием всего человечества, живущего и жившего на земле.

Мир, совсем не похожий на тот, в котором жила я, все сильнее притягивал меня. Мне самой захотелось говорить на этом языке, потому что только в этом благородном пространстве оживала моя душа.

Появились стихи, песни и рассказы. Так, отталкиваясь от всего грубого, и часто, жестокого, что меня окружало в бытовой, трудной для моего восприятия действительности, я устремлялась в ту, другую. Несоответствие этих двух реальностей - мира любви, честности, верности, и мира безнравственности и беспринципности было так велико, что, казалось, не хватит сил преодолеть это расстояние. Но я стремилась. Моя душа не просто хотела туда придти, она рвалась туда с огромной силой, стараясь преодолеть все, что мешало этому единому устремлению.

Книги стали моей родиной, и главной среди них - книга книг - Библия, открыв которую один раз, я уже не могла с ней расстаться, почти каждый день, хоть на мгновенье, заглядывая в нее. Я нашла в этой книге не только ответы на свои вопросы, но и утешение: "...и свет во тьме светит".

Здесь же, только природа и дети дарили истинную радость моей душе, потому что они не "мыслят зла". С годами, поскольку вокруг меня ничего не менялось. Ежедневная жизнь оставалась такой же бедной, трудной, наполненной той же грубостью, той же уличной бранью, ностальгия моя только усиливалась.

И вот, теперь, когда тоска по родине становится невыносимой, я, как в детстве, беру в руки книгу, и я - дома.